публикации
Иева Илтнере | Утешение незнакомцев
14.05.2019 / Kristiana Pinne
Художница Иева Илтнере в своих картинах создает мир парадоксов и контрастов – на ее полотнах клише общества, ориентированного на потребление, уживаются с поисками духовности, филигранным и тонким почерком и чистым, почти детским восприятием мира. По словам художницы, одна из целей ее работ – привлечь внимание зрителей к казалось бы безупречному изображению и заставить искать в нем «неправильности». Похоже, что именно так Иева Илтнере смотрит на мир – до каждой следующей выставки вынашивая в себе параллельную жизнь и с неподдельным интересом разгадывая ребус, составленный ею же самой. Философ Артис Свеце охарактеризовал ее творчество так: «Все идеально, но все не на своем месте».
Когда критики пишут о вашей живописи, они часто употребляют слово «изменчивость». Есть ли что-то неизменное в вашем творчестве?
Это и правда моя проблема – я иду сразу по нескольким тропинкам, на одной выставке часто бывают работы из «разных опер». Возможно, неизменность именно в том, что мое творчество изменчиво. Хотя нередко это обманчивое впечатление. Предположим, что в обновленном «Арсенале» выставят все мои картины и не укажут автора. Думаю, многие поймут, что это именно я. Художник же рисует сам себя, так же, как писатель всегда пишет о себе, а актер играет себя. Меня всегда привлекала неправильность. Я люблю контрасты – мягкое и острое, черное и белое. Мне хочется как бы «притянуть» к картине зрителей – сначала они видят одно, потом, подойдя ближе, чтобы рассмотреть, как это сделано, уже что-то другое.
В интервью Вилнису Вейшсу в газете «Dienа» вы сказали, что ваши работы почти всегда ироничны...
Я не спец в плане шуток, но ирония в моих работах присутствует часто. Например, у меня была картина с названием «Радостный мужчина преодолевает препятствие». Еще мне нравится думать о затасканных выражениях, которые часто появляются в информационном пространстве, например, «конфиденциальная информация», «красная линия» или «гибридная война». Попробуйте представить это себе визуально. Это же просто здорово! (Смеется. – Прим. авт.)
Меня всегда поражала способность и смелость художников делать выбор – из всех возможных мотивов, тем, форм...
Это самое мучительное. Мне нравится собирать «ком- плект» на какую-то одну тему. Обрастать ею. Когда есть идея, материал приходит автоматически. А потом насту- пает пора отметать лишнее. Причем не только размышляя и пожевывая кисточку – многое отпадает только в процессе создания картины. Готовясь к экспозиции, необходимо помнить о концепции и помещении, в котором пройдет выставка. С одной стороны, это ограничивает, с другой, помогает оставаться точным. Когда приближается выставка, я по ночам не сплю. Ночью голова свободна, можно спокойно подумать и... в последний момент изменить концепцию. (Смеется. – Прим. авт.) Разумеется, процесс выбора темы доставляет не только мучения, но и радость. Это игра с самой собой. В этот момент я похожа на женщину, которая беременна, но еще ничего не видно, и никто не знает, что в ней уже существует целый мир. Я иногда именно так себя и чувствую перед выставками – мою посуду или глажу, а параллельно во мне протекает другая жизнь. Это ощу- щение мне всегда нравилось.
Правильно ли я поняла, что вы создаете картины для конкретных выставок?
Да, когда я знаю, каким будет выставочное пространство, у меня появляются идеи. Каждому художнику важно знать, как его работы будут выставлены – будь то Трейси Эмин или Марк Ротко. Когда я закончила писать для моей предыдущей выставки «Сумма» в галерее «Māksla XO», у меня уже была готова идея следующей экспозиции. Но сейчас я чувствую, что изжила ее – как несбывшуюся любовь, о которой ты даже не рассказала ее объекту. В настоящее время у меня необычное ощущение – возможно, стоит сразу перейти к другой, более интересной идее. У меня все время в голове что- то крутится. Помню, однажды по дороге в магазин размышляла, ставить ли запятые в названии выставки «Прекрасная, хрупкая природа». Казалось, что я схожу с ума – ну кого это волнует? (Смеется. – Прим. авт.)
А как вы чувствуете себя после открытия выставки? Запятые по-прежнему волнуют?
После выставки все это уже «не болит». Я вижу сухой остаток, это ценно для меня как для художника и человека. Похоже на результат пластической операции – когда наконец все зажило, и ты видишь, насколько она удалась. И ясно понимаешь, что нужно было сделать иначе, а чего не следовало делать вовсе. После моей последней по времени выставки мне действительно показалось, что я затронула слишком много направлений. Но, сидя дома, к таким заключениям не придешь. Поэтому выставки так важны. Нужно учитывать и то, что картина – реальная и перемещаемая в пространстве вещь, поэтому контекст помещения тоже играет роль. Я всегда думаю о том, как картины будут сочетаться друг с другом.
Ваш муж – художник. Вы делитесь с ним или еще с кем-то своими творческими размышлениями?
Джон (муж Иевы, художник Янис Митревиц. – Прим. авт.) меня, конечно, очень подбадривает, подтверждает, что со мной все в порядке. (Смеется. – Прим. авт.)Обязательно нужно, чтобы кто-то это говорил. Это очень помогает. Иногда Джон утверждает, что картина готова, и больше нечего с ней возиться, не соглашается с тем, что я что-то переделываю. Но мне хочется рисовать медленнее, тщательнее, по-настоящему. Это во мне от Школы прикладных искусств (В настоящее время – Рижская средняя школа дизайна и искусства. – Прим. авт.), где нам прививали терпение.
А как вы работаете с кураторами?
В молодости Ивар Рунковскис и Инга Штеймане были очень важными для меня людьми. Вообще я кураторам не завидую – они должны тебя и подталкивать, и вдохновлять. Мне, наверное, легче, когда я сама являюсь куратором своей выставки.
Нужны ли вам особые условия, когда вы пишете картины?
В свое время я жила в одной квартире с двумя сестрами, у каждой было по двое детей. У каждой из нас было по комнате, кухня – общая, а мастерская – уж какая есть. Муж говорил, что восхищается мною: только что жарила картошку – и вот уже пишу картину. Но иначе нельзя было. Идеальной жизни и идеальных условий, когда тебе никто не мешает, не будет никогда. С другой стороны, когда я в мастерской включаю музыку, то чувствую себя словно под стеклянным колпаком. Я как будто вхожу в другой мир, и когда начинаю работать, постепенно приходит покой. Копаюсь потихоньку, что-то поправляю. Это в моем характере – все время что-то делать.
Есть ли у вас необходимость после интенсивных периодов работы отдыхать в другой обстановке?
Да, переключаться нужно обязательно. У меня бывали периоды, когда терялся смысл всего. Но сейчас вокруг много малышей (Внуков. – Прим. авт.), которые удерживают в реальности. Я очень люблю бывать в деревне, на природе. Уже на полпути туда ты полностью переключаешься, даже если в Риге остались какие-то проблемы. В машине мы с мужем обсуждаем, замерз ли пруд, а приехав, ужасаемся тому, что у дерева сломалась большая ветка. (Смеется. – Прим. авт.)
Вас совершенно точно можно назвать иконой стиля – вам присущи элегантность, вкус. По сути ваш образ является продолжением вашего искусства. В одном интервью вы говорили, что таким образом хотите создать контраст с такой грязной и трудной работой, как живопись...
Мне очень нравится мода, она меня интересует как феномен. В своих картинах я тоже часто размышляю о том, как меняет человека его «упаковка». По работам Яна ван Эйка можно было бы шить одежду. Я тоже иногда фантазирую: вот нарисую эти туфли, а через тысячу лет кто-то найдет и будет удивляться. (Смеется. – Прим. авт.)В советское время моя мама работала на предприятии «Rīgas audums», к ней в руки попадали зарубежные модные журналы. Это был просто отдельный мир! В то время все что-то шили. Мама сшила мне для школы синее платье, не такое, как форма. Я сама себе сшила зимнее пальто с меховым воротником. В советское время такое было не купить.
На ваш взгляд, изменилась ли роль живописи в наше время? Например, в связи с появлением новых, мультимедийных видов искусства?
Думаю, ценность картин сохранилась. Изменилось пропорциональное соотношение видов визуального искусства, возникло много новых его разновидностей. В том числе – виртуальных, неосязаемых. Например, таких, как работа Гинтса Габранса, которая в этом году выдвинута на приз имени Вильгельма Пурвитиса – он трансформировал реальную улицу в Вецриге, но увидеть эту трансформацию можно было только с помощью аппликации на смартфоне. Это просто другие инструменты. Но я все же останусь со своими. Иногда мне кажется, что рижские кураторы побаиваются живописи, видят в ней устаревший вид искусства. На крупных выставках за рубежом картины по-прежнему занимают свое законное место – уникального отпечатка внутреннего мира, который завтра ты уже не сможешь повторить. Мой отец (Художник Эдгар Илтнерс (1925–1983). – Прим. авт.) в молодости мог спокойно писать пару картин в год и хорошо жить. Художник в то время имел такой же вы- сокий статус, как сегодня инфлюенсер. В наши дни ста- тус художников изменился, но искусство по-прежнему необходимо – с искусством и культурой легче прожить жизнь. Они сродни утешению незнакомцев (Аллюзия к названию романа Иэна Макьюэна. – Прим. авт.).
Вы преподаете в Латвийской академии художеств. Как вам молодое поколение студентов-художников?
Мир меняется, и каждое последующее поколение отличается от предыдущего. Наша молодость пришлась на эпоху железного занавеса, и для нас в студенческие времена жизнь приравнивалась к тому, что происходило в стенах академии. Мы варились в своем котле, но были гораздо более богемными, чем нынешние молодые художники. Поколение моих детей было совсем другим. Я считаю, что каждое следующее поколение мудрее и лучше предшественников. Вижу это по своим внукам, которые, кажется, родились со знанием современных технологий. Что касается нынешних студентов, то мне кажется, что они тише, терпеливее, спокойнее и сдержаннее нас. Мне иногда даже хочется их «встряхнуть», заставить высказаться. Имант Ланцманис недавно в интервью сказал: «Новое поколение художников даже не пьет!» (Смеется. – Прим. авт.)Молодежь меня очень вдохновляет и дает понимание того, что вообще сейчас происходит.
Кто из художников оказал на вас влияние?
Во время учебы в академии мы рассматривали картины Джотто и других живописцев эпохи Проторенессанса. Ван Эйк мне по-прежнему очень нравится. Однажды я даже изобразила на своей картине его работу «Портрет четы Арнольфини». Мне этот ход нравится – у меня была и серия с собачками, которые смотрят на «Черный квадрат». Мне близка и Лейпцигская школа во главе с Нео Раухом. У немцев были все необходимые условия для того, чтобы в живописи расцвел реализм. Мне часто кажется, что и у нас это бы получилось, если бы были другие возможности.
«Мне наиболее близка картина моего отца Эдгара Илтнерса «Моя Латвия», написанная в 1982-м, за год до его смерти. Она щемящая и красивая одновременно.Если рядом с ней поставить его полотно «Хозяева земли» 1960 года, пройденный художником путь становится очевиден. На второй картине человек – уже не хозяин земли, а часть божественного мира».
https://lofficielbaltics.com/culture/uteshenie-neznakomtsev
_____________________________________________________________________________________________
Каталог: Иевa Илтнeрe. Сумма. 2018. Галерея Maksla XO
_______________________________________________________________________________________________
Пять эпизодов из жизни художницы Иевы Илтнере
30/05/2017
Паула Лусе
Иева Илтнере справедливо считается одной из самых блестящих и успешных латвийских художниц своего поколения. Она – яркий мастер фигурального искусства, чьи работы отличаются утончённым и минималистским исполнением. Как говорит сама художница: «Можно было бы вывести тут такую вот ярко-красную линию, но – нет, мне хочется, чтобы холст был серым, и всё».
Илтнере закончила отделение живописи Латвийской Академии художеств и в настоящий момент является ассоциированным профессором этого отделения. Начиная с 1980-х годов художница приняла участие более чем в 90 крупных групповых выставках и провела 23 персональные выставки и в Латвии, и за рубежом. Особо следует выделить выставку 2007 года «Восемь комнат» в «Rīgas galerijа» – не только потому, что она была номинирована на престижную Премию Пурвитиса, но и оттого, что она ярче всех запечатлелась в памяти самой художницы.
Работы Иевы Илтнере находятся в престижных публичных коллекциях – Латвийского Национального художественного музея, музея Латвийского Союза художников, художественного музея Jane Voorhees Zimmerli в США, Музея Людвига в Германии, в художественной коллекции Европейского центрального банка в Германии и в Государственной Третьяковской галерее в России. Также её работы украшают стены далеко не одного частного дома коллекционеров искусства.
До 30 мая в галерее «Māksla XO» можно посмотреть персональную выставку Иевы Илтнере «Имплантат», являющуюся заключением тематического цикла, начатого и развитого выставками «Не только, но тоже» (2014) и «Вавилон» (2015). Главный, ведущий мотив выставки остался неизменным: разнообразие людей и окружающий их мир, противоположности и их взаимодействие. В свою очередь, до 19 июня в художественной галерее «Putti» проходит выставка «Экспериментальный шаг в сторону», на которой представлены также созданные Иевой Илтнере украшения.
Arterritory встретился с художницей для краткой беседы в галерее «Māksla XO», чтобы узнать, каковы были, по её мнению, самые значительные поворотные пункты её жизни и художественного творчества.
Иева Илтнере. Creme de la creme. С выставки «Имплантат» в галерее «Māksla XO». Фото: Ренарс Деррингс
Иева Илтнере. Капсула в гостинице. Работа с выставки «Имплантат» в галерее «Māksla XO». Фото: Ренарс Деррингс
Отец – Эдгарс Илтнерс
В качестве первого важного эпизода своей биографии Иева Илтнере называет роль семьи и в особенности роль отца. Отец Иевы, Эдгарс Илтнерс (1925–1983), – один из наиболее видных живописцев послевоенного периода Латвии. Считается, что наиболее значительным вкладом художника в искусство была разработка особого формального языка в фигуральном жанре. Однако Иева Илтнере сказала, что вовсе не отец побудил её обратиться к искусству. Когда он узнал о желании дочери поступить в Школу прикладного искусства(теперь – Рижская средняя школа дизайна и искусства), он посоветовал ей учиться на керамиста, но Иева всё-таки решила пойти на отделение декоративного оформительства, которое существенно повлияло на создание её собственного стиля живописи.
При этом художница, глядя на работы отца, всё чаще подмечает какие-то признаки «семейного» художественного почерка: «Он тоже писал так чисто, аккуратно и неторопливо. Иногда смотрю на его картины, и кажется, что это я сама их сделала».
Рижская школа прикладного искусства. 1-й курс отделения декораторов. 1972 год. В первом ряду слева: Иева Илтнере. Фото из личного архива Иевы Илтнере
Учёба в Школе прикладного искусства
Как следующий достойный упоминания эпизод художница называет учёбу в тогдашней Рижской школе прикладного искусства., особо выделяя преподавателей Имантса Журиньша и Яниса Боргса как представителей абсолютно прогрессивного понимания искусства. Говоря об учёбе, Илтнере вспоминает, что обучение в школе в значительной степени обозначило то, чем она сейчас является: «Я была как губка, которая впитывала всю новую информацию. Шло изучение фотографии, букв и материалов, пришлось и несколько месяцев раскрашивать табуретки (смеётся), но в основе всего были порядок и педантизм, которые по-прежнему – и в моей сути, и в моих работах».
Группа «Нежные колебания». Слева направо: Сандра Крастиня, Иева Илтнере, Гиртс Муйжниекс, Айя Зариня, Янис Митревицс (отсутствует на снимке: Эдгарс Верпе). Фото из личного архива Иевы Илтнере
Учёба в Академии художеств
Иева Илтнере постоянно подчёркивает значение преподавателей и товарищей по курсу в то время, когда формируется личность художника. В Академии художеств Илтнере изучала живопись, после третьего курса вместе с Янисом Митревицсом и Сандрой Крастиней специализируясь в монументальной живописи, но ни на мгновение не допускала мысли бросить изучение фигуральной живописи. В тогдашней живописи Илтнере можно подметить ряд влияний: например, в ранних работах видны характерные для Индулиса Зариньша объединённые тени.
Выставка-акция «Нежные колебания». 1990. Выставочный зал «Латвия». Фото из личного архива Иевы Илтнере
Группа «Нежные колебания»
Считается, что Илтнере вошла в искусство вместе с группой очень талантливых людей, для которых характерен был новый вид художественного мышления. Единомышленниками Иевы Илтнере были Айя Зариня, Сандра Крастиня, Янис Митревицс, Эдгарс Верпе, Гиртс Муйжниекс. В начале девяностых годов все они приняли участие в скандальной для того времени выставке-акции «Нежные колебания». Это был очень мощный союз, на фоне которого поколениям будущих художников надо было особенно постараться, чтобы достичь того же уровня «узнаваемости».
В начальном периоде творчества проблем с заказами не было – выставки молодых художников, «Осенние выставки» Союза художников, большие и не очень групповые выставки следовали одна за другой, в том числе и в Вильнюсе (1982), Ленинграде (1983) и Москве (1985). Вообще же 1980-е годы в истории латвийского искусства навсегда маркированы выставкой «Природа. Окружающая среда. Человек» в 1984 году в рижской церкви Петра, на которой широко манифестировало себя процветавшее в тот момент направление инсталляции, а вершину десятилетия, в свою очередь, увенчивают экспозиции «Рига. Латвийский авангард» в берлинском Кунстхалле (1988) и «Современные живописцы» в галерее Эдуарда Нахамкина в Нью-Йорке (1989). Иева Илтнере вместе с товарищами по группе принимала участие во всех этих событиях, и поэтому первое десятилетие её карьеры можно охарактеризовать как очень успешное, динамичное и широко отражённое в медиапространстве. Может быть, сегодня это звучит невероятно, однако художники в те времена были действительно популярными личностями – поколению Илтнере, Зарини, Муйжниекса удалось укрепиться в мире искусства на фоне грандиозных политико-экономических перемен, что подтверждает, скажем, история о том, как с группой «Нежные прикосновения» захотела встретиться королева Дании.
«Восемь комнат»
Мы спросили Иеву Илтнере, какая из персональных выставок ярче всего запечатлелась в её памяти, и художница ответила, что это определённо устроенная в 2007 году в «Rīgas galerijа» выставка «Восемь комнат». На ней были представлены специально для выставки написанные 11 крупноформатных работ, на которых автор изобразила интерьеры различных периодов со всей информацией о времени и пространстве, которые они способны нести в себе. К этой теме Иева Илтнере обратилась ещё в 2003 году на своей персональной выставке «Моя комната». В тот раз автор наблюдала события, происходящие в комнате, как бы через замочную скважину. На выставке «Восемь комнат» эта тема была развёрнута шире. Художница предлагала вглядеться в написанные на громадных холстах комнаты, которые обживают образы из книг по истории искусства, страниц журналов по дизайну или личных воспоминаний автора («Бильбао», «Библиотека» и др.).
На вопрос, почему именно эта выставка оставила самое сильное впечатление, художница ответила, что тогда у неё начался новый этап в живописи, в котором она обратилась к неореализму: «Иногда бывает так, что начинаешь писать картину, но ощущение – как в вакууме. У работ, помещённых на выставке „Восемь комнат”, этого ощущения вакуума не было – придумала, написала, и получилось. И этот этап продолжился ещё дальше…»
http://arterritory.com/ru/teksti/statji/6642-pjatj_jepizodov_iz_zhizni_hudozhnici_ievi_iltnere/
_____________________________________________________________________________________
Каталог: Иевa Илтнeрe. Вавило́н. 2016. Галерея Maksla XO
________________________________________________________________________________________
Килобайт культуры: «Тайная вечеря» как шведский стол – это «Вавилон» Иевы Илтнере,
Андрей Шаврей, журналист
20 октября, 2015 | Культура
Иева Илтнере – это имя значит очень многое для тех, кто интересуется современным изобразительным искусством Латвии. В галерее Māksla XO, что на Элизабетес, 14, до 17 ноября открыта персональная выставка этой одной из самых заметных латышских художниц.
В двух помещениях галереи представлено ровно 12 работ этого года – преимущественно большого формата (кажется, излюбленный масштаб Иевы Илтнере). Причём каждая деталь в каждой отдельно взятой картине выписана скрупулёзно – стиль угадывается сразу, что, кстати, является одним из признаков мастерства.
Здесь есть целое племя загадочных индейцев – в частности, «Индеец с ребёнком и японской невестой Фей-фей у мотеля бродяги». «Мигрирующие птицы» - они изображены в виде целого облака, в котором угадывается очертание некоего лица, а внизу плывёт в противоположную сторону дама на лодке.
«Белая ночь» - здание воображаемого театра (кстати, отличный на вид!), возле него леопард с головой мифического существа, и всё это - на рижской набережной 11 Ноября. За театром видны очертания Железнодорожного моста, и кажется, что вообще-то в действительности на этом месте стоит «Триангула бастион», который, как многие считают (и, наверное, справедливо), уродует вид Старого города.
Как кульминация – картина «Шведский стол». За сеткой лёгкого забора угадываются очертания Христа и апостолов, аналогия «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, но как-то там точно всё не так божественно. Что это?
«Сами видите, что происходит вокруг нас, в мире, - сказала в разговоре с Rus.lsm.lv господа Илтнере. – Всё перемешалось. Думаю, мы во время Вавилона и живём, отсюда и название моей нынешней экспозиции. Я объездила достаточно много стран, там тоже Вавилон. А театр на картине – это не проект, это только мечтания о том, как могло бы быть, что ли...»
___________________________________________________________________________________________________
Каталог: Иевa Илтнeрe. Картини. 2014. Галерея Maksla XO